Запрет на любовь. Любовь. Приключения. Эротика - Кора Бек

Однако сегодня Жолан пришел к нам не один, а с другом. Рустем, приятный молодой человек с фигурой артиста балета, всем понравился буквально с первого взгляда. Сокурсник и ровесник Жолана, он держался несколько робко, даже застенчиво, а это всегда привлекательно в юношах, так как такие типы в наше время – большая редкость.

Светлокожий, с широкими черными бровями вразлет, странно-неподвижным взглядом больших карих глаз и по – детски припухлыми губами, он имел правильные черты лица, и, пожалуй, мог бы зваться красавцем, если б не невысокий рост. Впрочем, этот маленький недостаток всегда компенсировался его чуть смущенной и вместе с тем удивительно искрящейся улыбкой, за что Сабина, не долго думая, дала ему прозвище «Сверкающий парень».

***

Сабина с Розой с удовольствием болтали с Рустемом, когда подошли остальные гости. Их было немного: коллега Сабины, преподававшая в школе уроки домоводства, бывшая однокурсница с мужем-шахматистом, и наша соседка по лестничной площадке, одинокая дама моложавого вида и интеллигентных манер.

Сабина, немного приунывшая было после очередной ссоры с «изменником» Гогой, заметно вдохновилась новым знакомством и, одарив всех своей обаятельнейшей улыбкой, стала радушно усаживать гостей за стол. Жолан, извинившись, вышел, чтобы встретить после работы мою маму. Сестра проводила его участливым взглядом.

Все знали, что милый юноша давно неравнодушен к прекрасной Лауре, как знали и то, что мечты его абсолютно напрасны. Но невозможно было обратить внимание Жолана на девушку, более близкую ему по возрасту и интересам. Родители даже домой приводили потенциальных невест, но сын или не обращал на них внимания, или попросту сбегал при их появлении.

Уже на протяжении ряда лет Жолан, избравший мою маму своим идеалом женщины, оставался ее верным рыцарем. Разумеется, мама знала о его чувствах, и потому старалась держаться с ним не снисходительно, как взрослая женщина, и не кокетливо, как просто женщина, а как с равным ей, но легкоранимым человеком, то есть доброжелательно и достаточно сдержанно.

Однажды Жолан попытался ей объясниться, но мама тут же прервала его, и теперь избегала оставаться с ним наедине. А он, уязвленный, но не оскорбившийся, все же не хотел сдаваться и присылал по почте посвященные ей стихи, которые сам же и сочинял по ночам, передавал через сестру цветы, а при встрече всякий раз терялся и краснел, как мальчишка. И продолжал искать и ждать этих встреч.

Молодой, неопытный, он еще не научился жалеть себя, беречь свои чувства, душу, и щедро приносил их на алтарь своей первой неразделенной любви. Сабина пыталась говорить с ними обоими, но третий, как известно, всегда лишний. Сердце мамы было отдано другому, а Жолан на все увещевания сестры отвечал, что лучше, роднее и нужнее ему, чем Лаура, он не встречал женщины на свете, и никто ее не сможет ему заменить.

Моя мама действительно была красивой, обаятельной женщиной, но думаю, секрет ее успеха заключался, прежде всего, в том, что в наше, отнюдь не романтическое время, она оставалась женщиной до кончиков ногтей. Буквально пронизанная вся нежностью, изяществом, налетом некоторой загадочной меланхолии, она всем своим видом невольно вызывала у представителей сильного пола уже позабытое ими желание защитить, беречь это хрупкое создание. Она не была им равной при всеобщем хаосе равноправия, а скорее – разной с ними, и это привлекало.

***

Вернулась с работы мама в сопровождении Жолана. Все были уже немного навеселе, и потому, наверное, никто, кроме меня, не заметил смущения на их лицах. С каким-то потерянным видом, словно брошенный котенок, Жолан сидел в углу комнаты и потягивал вино, по-видимому, даже не замечая его вкуса. Мама танцевала вальс с очкастым шахматистом, который, не будучи асом в этом деле, то и дело наступал ей на ноги, но она с обворожительной улыбкой продолжала с ним кружиться и поддерживать беседу, изредка бросая через плечо партнера сочувственные взгляды в сторону своего несчастливого юного поклонника. Я видел, что она изо всех сил удерживает себя от того, чтобы подойти к нему, успокоить, опасаясь, что он неправильно ее поймет.

Веселье набирало силу. Наша соседка тетя Рая, забыв о своих интеллигентных манерах, выхватила меня из коляски и закружила по комнате, дыша мне прямо в лицо винным перегаром. Я раскашлялся и едва не заплакал, но, к счастью, мама забрала меня к себе.

Товарищ Жолана, несколько растерявшись от такого количества прелестных женщин, под воздействием спиртного расхрабрился и сделал попытку убить двух зайцев сразу. Ободренный явным расположением к нему Сабины, он с двумя бокалами вина в руках подошел к Розе и чуть более развязно, чем следовало бы юноше его возраста, сказал:

– Я предлагаю выпить за ваши красивые глаза!

Несчастный, не прошло и минуты, как он понял, какую глупость сморозил, поскольку Роза, принципиально не принимавшая комплименты ни при каких обстоятельствах, изящно откинув голову, самым невинным и простодушным тоном произнесла:

– Неужели? А мне всегда говорили, что у меня красивые уши. Вы не находите?

Рустем покраснел и, пробормотав что-то невразумительное, спешно ретировался. Роза тихонько прыснула.

***

В прихожей зазвонил телефон. Прижимая меня к груди одной рукой, к аппарату подошла и подняла трубку мама. Ей звонил Джума.

Вежливо расспросив ее о здоровье, настроении, он предложил ей завтра поужинать вместе в кафе. Растерявшаяся донельзя мама стала отказываться, ссылаясь на занятость в театре и неотложные дела, а в ответ услышала:

– Не надо меня бояться, глупышка! Я никогда не делаю плохого тем, кто мне нравится. Неужто ты думаешь, что я стану тебя насиловать? Нет, ты сама ко мне придешь и сама меня захочешь. Салют!

Не успела потрясенная мама положить трубку, как вновь раздался телефонный звонок. Я чувствовал, как учащенно и громко бьется сердце в маминой груди, словно вот-вот выскочит оттуда, и очень жалел, что ничем не могу ей помочь. Но на этот раз, узнав голос, мама вдруг обмякла, опустилась на табуретку и, укачивая меня, полностью отдалась во власть звучавшего в телефонной трубке голоса. Это был Руслан.

Он говорил негромко, с какими-то мальчишескими, но приятными интонациями, и разговаривал так, будто они расстались только вчера, а не десять дней тому назад, показавшимися маме вечностью.

Руслан называл Лауру «мое солнышко», и это были самые нежные слова, на какие только он был способен. Наверное, поэтому мама никак не могла привыкнуть к обращениям их нового главного режиссера типа «лапочка», «душечка», «обаяшка». Ей они казались неуместными и неискренними.

– Солнышко мое, я очень соскучился по тебе, – звучал голос из мембраны, – а завтра мне опять нужно ехать по делам. Я хочу видеть тебя сегодня, сейчас. Мы должны встретиться с тобой, Лаура. Я жду тебя!

– Любимый, мне неудобно оставлять Сабину в ее день рождения, – умоляющим тоном говорила мама. – Может быть, ты сам к нам приедешь сейчас, отдохнешь, поужинаешь? Ты так давно не переступал порог нашего дома. Я безумно соскучилась по тебе, милый, но просто не знаю, как нам лучше быть?

При этих словах я невольно насторожился: неужто сегодня состоится наша историческая встреча с папашей? Но я недооценил Руслана.

– Я хотел бы отдохнуть, но только рядом с тобой, Лаура. Я сейчас заеду за тобой, а ты выходи к подъезду, хорошо? Если бы ты знала, как безмерно я устал от своего одиночества. Я очень хочу сегодня побыть с тобой, мое солнышко! Ведь неизвестно, когда мы теперь увидимся?

Этот довод оказался решающим и мама, умоляя Сабину простить ее, попросила извинения у остального общества и почти сразу же ушла, не решаясь встретиться глазами с Жоланом.

***

Я проснулся, когда все гости разошлись, и Сабина с Розой, сделав уборку, полулежали в креслах, обмениваясь впечатлениями о прошедшем вечере. Приглушенный свет бра освещал журнальный стол с бутылкой Рислинга и наполовину пустой коробкой шоколада.

У меня немного побаливал живот, но Роза сделала мне легкий массаж, после чего боль на удивление быстро прошла. Я успокоился и с удовольствием сосал подслащенную вареньем соску. Спать мне уже не хотелось, и я принялся играть с коричневым плюшевым мишкой, который был, можно сказать, моим лучшим другом.

Роза, вытянув ноги на пуфик, с блаженным видом отдыхала. А Сабина, стреляя одним глазом в телевизор, по которому шел фильм, другим – просматривала свежие газеты, и при этом оживленно переговаривалась с подругой, бросая мне временами что-нибудь вроде: Тимка, детское время давно вышло, ты долго еще собираешься угугукать, проказник?

Я всегда поражался ее способности заниматься несколькими делами одновременно. В отличие от основательной, слегка заторможенной Розы, Сабина никогда ни над чем долго не задумывалась: быстро говорила, быстро решала и делала дела, даже ходить, как все люди она не умела, а стремительно и легко неслась своей летящей походкой.